Дмитрий Хван - Знак Сокола [СИ]

— Пётр Иванович, но ты должен понять, что я рассказал это сейчас только потому, что Сокол давно добивался для тебя места в Совете, — глянул на раскрасневшегося казака майор.

— Не дитё, разумею! — нахмурился Бекетов. — Что же с державой вашей стало? Не понял я сего.

— Да мы и сами не понимали, а когда уразумели — уж и поздно стало. Словно дурной сон это был, морок. Всю прежнюю жизнь мне говорили, что есть хорошие и есть плохие. А потом, дружески похлопывая по плечу, стали нашёптывать обратное. Что враги наши — есть друзья, что они хотят нам только добра. А чтобы они нас полюбили, нам надо следовать их правилам. И тогда новая жизнь станет свободной и сладкой.

— Это как? — изумился Пётр Иванович. — Поведай, будь ласков!

Долго Сазонов рассказывал товарищу о делах давно минувших лет, как будто душу изливал, хотел выговориться. Поведал про великую державу, созданную беспримерным трудом миллионов людей, щедро омытую потом, слезами и кровью, которая была приговорена к смерти и расчленению лживыми словами, пустыми обещаниями и хулой на прошлое.

— Это сколько же люда в сыру землю они положили, чтобы власть к себе взять? — негромко проговорил казак, недвижным взглядом смотря сквозь весело переговаривавшихся амурцев, которые всё ещё обсуждали перипетии недавнего боя.

— А почти что и нисколько, друг мой, — отвечал Сазонов. — Люд потом сам стал в землю ложиться, будто война шла.

— А нешто не было?! — повернулся всем телом Бекетов. — Народ же поднялся, чтобы ворогов окоротить!

— Не поднялся, — глухо сказал Алексей, покачав головой.

— Как не поднялся? — опешил казак. — Нешто жизнь неправедная люба стала? Ежели бы на Руси ляшские ли папёжские сторонники стали бы новые порядки устанавливать, законы свои проводить, люд грабить, да измываться над ним — вмиг бы на копья подняли воров!

— А многие и слова сказать не смогли. Мне тогда пятнадцать лет было, сопляк малолетний. Это только потом понимание случившегося пришло, а время — ушло.

— Да, измельчал народ русский, — покачал головой Бекетов. — Что же с ним приключилось, что он таким бессловесным стал?

— Может в этом всё и дело? — покачиваясь в седле, отвечал Алексей Кузьмич. — Для того и свели — вас, собиравших Русь, и нас, её промотавших и променявших на ложь? И, стало быть, наша задача состоит в том, чтобы этого не допустить в будущем!

— Но ежели Господу было угодно, чтобы Русь ослабла и снова на уделы… — начал было Бекетов.

Да что ты говоришь-то, Пётр Иванович?! — оборвал его Алексей. — Сам же минуту назад говорил о том, что именно Господь нас поставил на эту землю для дел великих! — воскликнул майор. — А ослабла держава не по воле Господа, а из-за глупости людской и корысти.

— Вы теперь желаете глупость и корыстолюбие людское известь? — горько усмехнулся казак. — Несбыточно се!

— Несбыточно, — согласился Сазонов. — Но необходимо в нашей державе создать такие условия, чтобы порочный человек не мог во власть и носа своего казать. Над этим Сокол с помощниками работают. Наши дети будут решать этот вопрос. Но и глупость глупости рознь, — продолжил Алексей. — Усольцев для воеводы глуповат, а атаман справный. Стало быть, над ним человек нужен, а его самого единоначальником ставить никак нельзя.

— А я, видимо, гожусь в воеводы? — ухмыльнулся Пётр Иванович.

— Годишься, — серьёзным тоном ответил Сазонов. — Иначе в Совет не попасть.

Бекетов кивнул и замолчал, машинально охлопывая коня по шее. Слишком многое он сегодня узнал — будто бы придавило ему плечи этим знанием. Потому как тяжко знать то, что не суждено человеку знать — ни царю, ни патриарху.

— И кто же народ русский стал на части рвать? Ляхи? — хмуро проговорил казак, сведя брови и насупившись. — Или глупцы те, да корыстолюбцы?

— Ляхи, — согласился майор, — да угры с австрияками начали, а они продолжили с неменьшим рвением.

— Так что же мы тут диких степняков по степи гоняем?! — взорвался Бекетов. — Коли надобно ляха зубами рвать, а руса из дурмана папёжного выручать!

— Так и будет, — успокаивающе проговорил Алексей. — Да только неспроста мы тут, в землице сибирской оказались. Именно эта земля, собранная беспримерным подвигом таких людей как ты, Пётр Иванович, ныне впусте пребывает там, в моём мире. Кажется, Москва и продала бы Сибирь, да неловко пока. Однако опыт продаж земель имеется.

— А кто повинен, сызнова глупость и корысть?! — вскричал Бекетов. — Какого ляда служилые люди головы свои буйные кладут в тайге, чтобы потом бояре продали эту землицу?!

На разговаривавших воевод уже начинали озабоченно коситься ближние люди, неловко переглядываясь. Довольно продолжительное время Бекетов и Сазонов беседовали, то тихо-тихо, то кто-то из них досадно восклицал или ругался. Казалось, они так и будут вести эту беседу до самой ночи.

— А ты думаешь, зачем Смирнов пошёл шведа бить? Царю помочь? Себя показать? Нет, полковник сам с карельской земли родом, оттого ему никто слова против сказать не мог, ибо идёт он землицу отчую выручать, а не славу ратную искать, — говорил Сазонов.

— А Сокола отчина где? — спросил Бекетов.

— Он родился в Луцке.

— Волынь под ляхом, — проговорил казак. — А Сокол, поди, тако же душою болеет за град свой, как и Смирнов.

— Русь ляха побьёт, непременно побьёт, — убеждённо сказал Алексей. — Вот только мы можем сделать это вместе, чтобы закрыть польский вопрос. А для этого нам придётся показаться в Москве.

После последних слов Сазонов прикусил язык, словно сболтнул лишнего. Бекетов же, казалось, не расслышал этого. Он встрепенулся, услышав про польский вопрос, и вспомнил, что Алексей ещё на Амуре говорил о закрытии японского вопроса тесным союзом с айнами. А ещё был вопрос шведский, османский, да вроде ещё какой-то. Жаль, но папёжского, румского вопроса средь них Пётр Иванович не слыхал. Только сейчас Бекетов понемногу отходил от тяжёлого разговора с одним из облечённых высшей властью ангарцев. Тяжкие мысли уходили, оставляя надежды. Он был преисполнен ими, уповая на воплощение в жизнь великого замысла его товарищей. Сам себе Бекетов поклялся, что будет вместе с ними, покуда силы не оставят его.

На вторые сутки после боестолкновения со степняками Джебсцуна колонна ангарцев была замечена разъездами халхасцев другого кочевья. Хотя казалось, те всадники сами искали встречи. Стало быть, они были предупреждены? Сазонов не исключал такой возможности, ведь суматоха начального этапа былого боя в становище, ещё до его блокирования, позволяла улизнуть отдельным всадникам. Алексей приказал колонне перестроится и подтянуть обоз, а солдатам — быть готовыми к нападению врага. Однако маячивший вдалеке неприятель покуда просто сопровождал ведомых Баиром ангарцев, не приближаясь к ним и срываясь в степь, ежели казаки или буряты пробовали к ним приблизится.